Кейт Лаумер - Берег динозавров [Империум. Берег динозавров. Всемирный пройдоха]

Я остановился перед лавкой с небольшой деревянной вывеской, болтавшейся на вделанном в каменную стену кованом кронштейне. Вывеска была почерневшей, c выведенной готической вязью надписью «Антиквариат»; под воздействием ночного ветра она раскачивалась со скрипом из стороны в сторону. Чуть ниже стальная решетка венчала пыльную витрину с пожелтевшими гравюрами, офортами и литографиями.

Некоторые из домов, изображенных на этих картинках, казались знакомыми, но все они были показаны стоящими в открытом поле либо на высоких холмах, громоздящихся над заполненной парусниками бухтой. Дамы на картинах имели большие колоколообразные юбки и шляпы с лентами. Они держали в руках изящные зонтики; тут же красовались экипажи, запряженные стройными скакунами.

Но меня интересовали не эти картины, ни расположенное сбоку потускневшее зеркало в массивной золоченой раме; мое внимание было привлечено к мужчине, отражение которого я видел в пожелтевшем стекле — смуглому мужчине в туго подпоясанном реглане, длина которого была на добрых шесть дюймов больше, чем нужно. Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел в затемненное окно в пятнадцати метрах от меня.

Он не отставал от меня весь день.

Сперва мне показалось совпадением, что я увидел его в автобусе, когда ехал из Броммы, затем в вестибюле гостиницы, где я остановился, рассматривающего афиши и, наконец, часом позже, за три столика от меня, где я плотно пообедал. Он в это время попивал кофе.

Вскоре мне пришлось отказаться от мысли о случайном стечении обстоятельств.

Прошло пять часов, а он все оставался неподалеку от меня, когда я шел по «Старому городу» Стокгольма, до сих пор сохраняемому на одном из островов в самом центре шведской столицы.

Я шел мимо обшарпанных витрин с медными подсвечниками, витиеватой серебряной посудой, пистолетами для дуэлей и ржавыми кавалерийскими саблями; все это было очень привлекательно своей необычностью сейчас, в свете полуденного солнца, после же полуночи это было печальным напоминанием о днях насилия.

Эхо моих шагов по узким затихшим улицам сливалось с эхом шагов человека позади меня. Они становились чаще, когда я шел быстрее, и совсем исчезали, когда я останавливался. Теперь же этот человек глядел в темное окно и чего-то ждал. Следующий ход должен был быть за мной.

Я заблудился. Двадцать лет — большой срок, чтобы забыть извилины улиц Старого Города. Я вынул из кармана путеводитель и стал разворачивать карту на ею обложке. Руки плохо слушались меня.

Я вытянул шею, чтобы прочесть надпись на гранитной табличке, установленной на углу дома; она была едва различима — САМУЭЛГАТЕН.

Я нашел эту улицу на карте и обнаружил, что она тянется еще на три коротких квартала, заканчиваясь тупиком на Гемма Стртгатен. Подробности на карте было трудно разобрать в тусклом свете. Повертев книгу, чтобы разглядеть детали, мне удалось найти на карте еще одну улицу, отмеченную пунктиром. Название ее было ГУЛЬДСМЕНСТРАППЕН.

Я напряг память: траппен означает по шведски лестницу. Лестница ювелиров, идущая от САМУЭЛГАТЕН на улицу ХУНДГАТЕН, другую такую же узкую улочку. Похоже, что она вела к освещенной площади перед дворцом: вероятно, это был единственный выход для меня. Я сунул книжку в карман и двинулся небрежно к лестнице в надежде, что перед входом на нее не окажется закрытых ворот.

Моя тень мгновение выждала, а затем последовала за мной. Поскольку походка у меня очень быстрая, я понемногу стал отрываться от своего преследователя.

Он же, казалось, вообще не спешил. Я прошел мимо нескольких лавочек с обитыми железом дверьми и стертыми каменными порогами и затем увидел, что следующим проемом шла открытая арка с выщербленными гранитными ступенями, круто поднимающимися вверх.

Я приостановился, а затем нырнул под арку. Как только я свернул, то как можно быстрее ринулся вверх.

Семь, восемь прыжков, и вот я на самом верху. Стремглав бросаюсь в высокий проем. Весьма вероятно, что я выскочил с верхней площадки еще до того, как мой смуглолицый преследователь достиг подножья лестницы. Я стоял и прислушивался.

Сначала мне был слышен скрип ботинок, затем учащенное дыхание со стороны лестницы, в нескольких метрах от меня. Я ждал, стараясь дышать как можно тише широко раскрытым ртом.

Шаги стихли. Самое правильное со стороны моего неслышимого противника было бы мгновенно оценить ситуацию — где я мог бы спрятаться, исходя из предположения, что далеко убежать я не мог! Скоро он должен будет вернуться к этому месту.

Я рискнул выглянуть. Он шел быстро, резко поворачивая голову из стороны в сторону, шел спиной ко мне.

Я снял туфли и, не раздумывая, выскочил из проема. В три прыжка я оказался на лестнице и исчез из виду незнакомца прежде, чем он остановился и оглянулся назад. Я ринулся вниз, перемахивая сразу через три ступеньки, и был уже на полпути к спасению, когда моя левая нога скользнула по валявшемуся на ступеньке камешку и я, потеряв равновесие, рухнул к подножию лестницы.

Сначала я ударился о булыжники мостовой плечом, затем головой. Я перекувырнулся и вскочил на ноги. В голове звенело. Я вцепился в стену у подножия лестницы, и в это время началась боль. Боль, от которой я обезумел.

На лестнице послышались шаги, и я весь напрягся, чтобы прыгнуть на незнакомца, как только он появится. Перед самой аркой шаги стали нерешительными, затем из-за стены высунулась смуглая, круглая голова с длинными волосами. Я развернулся и ударил — но промахнулся.

Он метнулся на улицу и повернулся ко мне лицом, неуклюже роясь в пальто. Я понял, что он пытается вынуть пистолет и ударил его в грудь. На этот раз мне посчастливилось больше — рука моя наткнулась на что-то твердое и я с удовольствием услышал, как он в отчаянии ловит воздух.

Я надеялся, что теперь ему не лучше, чем мне. Однако ему все же удалось высунуть руку из кармана и он отпрянул назад, держа возле рта какой-то предмет.

— Где это ты, черт побери? — крикнул он хрипло, глядя на меня.

У него был какой-то странный акцент. Я понял, что штуковина, которую он вынул из кармана пальто и поднес ко рту, была микрофоном.

— …выходи, надоело все это… — продолжал говорить в микрофон незнакомец, отступая, но не отрывая от меня глаз.

Я прислонился к стене; боль резко уменьшила мою агрессивность. Вокруг никого не было. Ботинки незнакомца мягко ступали по булыжникам, мои же валялись посреди улицы, где я упустил их во время падения.